Вы за мною? Я готов.
Нагрешили, так ответим.
Нам — острог, но им — цветов...
Солнца, люди, нашим детям!
В детстве тоньше жизни нить,
Дни короче в эту пору...
Не спешите их бранить,
Но балуйте... без зазору.
Вы несчастны, если вам
Непонятен детский лепет,
Вызвать шёпот — это срам,
Горший — в детях вызвать трепет.
Но безвинных детских слёз
Не омыть и покаяньем,
Потому что в них Христос,
Весь, со всем своим сияньем.
Ну, а те, что терпят боль,
У кого как нитки руки...
Люди! Братья! Не за то ль
И покой наш только в муке...
Иннокентий Анненский
1 сентября (н. с.) 1855 г. родился русский поэт, драматург и переводчик, критик, исследователь литературы и языка, директор мужской Царскосельской гимназии Иннокентий Анненский (1855 – 1909). «Иннокентий Анненский – человек необычной поэтической судьбы. Первый и единственный прижизненный сборник своих стихотворений – «Тихие песни» - он публикует под псевдонимом – Ник. Т-о, который Александр Блок в своей сдержанной рецензии на сборник назвал «сомнительным», «наивным». К моменту выхода сборника – 1904 года – Анненский был уже не просто немолодым человеком с устоявшимся миросозерцанием, - к этому времени он достиг вершины, апогея своей служебной и научной деятельности. Он – видный сановник, директор Николаевской гимназии в Царском Селе, постоянной резиденции царя, что, естественно, делало службу Анненского особенно сложной и ответственной. Он – известный педагог, автор нескольких статей на педагогические темы в специальных журналах. Он – замечательный ученый-филолог, который главным делом своей жизни считает перевод трагедий Еврипида (с комментариями и статьями), создатель и оригинальных трагедий на еврипидовские сюжеты. Словом, в 1904 году – это человек вполне устоявшейся и даже предрешенной судьбы, - жить ему оставалось всего пять лет.
«Тихие песни» славы автору не принесли. В них угадывалась истинная и глубокая скорбь, которая, однако, отливалась в манерную изысканность декадентских переживаний. Мы порой высказываем сожаление о том, что Анненский не сразу был узнал и принят: две рецензии – Блока и Брюсова, поэтов, заметивших «юную музу», написаны в снисходительном тоне. Тем не менее нужно скорее удивляться прозорливости Блока, угадавшего живое лицо поэта под декадентской маской: «душа как бы прячет себя от себя самой, переживает свои чистые ощущения в угаре декадентских форм»; угадавшего подлинность боли под банальностью декадентского отчаянья: «Нет ли в этой скромной затерянности чересчур болезненного надрыва?» (Рецензия написана в 1906 году, когда для самого Блока очень остро стоял вопрос о декадентском «угаре».)
Противоречивость и некоторая загадочность образа Анненского, замеченная Блоком, отнюдь не снята и позднейшими размышлениями о его творчестве… В его стихах глубокая искренность, интимность переживаний, даже таких сложных, как растерянность перед жизнью и перед ее мгновениями, трагизм безверия, страх смерти, - находят и безупречно адекватную форму. Никакой наспех брошенной, неотделанной поэтической мысли, никакого неряшества и «распущенства» (так сам он называл небрежность в одежде).
Вот начало стихотворения о ночных кошмарах – о сне, подобном смерти (тема сна и бессонницы – частая тем Анненского):
Сила господняя с нами,
Снами измучен я, снами…
Словно естественно сорвавшийся вздох, почти и не искусство…
Можно сказать, что, несмотря на все богатство лирических «миров» больших поэтов, каждый из них приходит с кокой-то главной темой; он исчерпывает ее глубоко и всесторонне. .. Главная тема поэзии Анненского – страдания обыденного существования: одиночество человека, замкнутьсть его внутри своего «я» и вся гамма чувств, сопутствующих этой теме: страх, тоска, отчаяние… Вот как выражает Анненский трагедию отторженности человека от целого:
Я на дне, я печальный обломок,
Надо мной зеленеет вода.
Из тяжелых стеклянных потемок
Нет путей никому, никуда…
Помню небо, зигзаги полета,
Белый мрамор, под ним водоем,
Помню дым от струи водомета,
Весь изнизанный синим огнем…
Если ж верить тем шепотам бреда,
Что томят мой постылый покой,
Там тоскует по мне Андромеда
С искалеченной белой рукой.
Это не просто зарисовка, но и не аллегория. Это – один из немногих символических образов Анненского. Все здесь может быть прочитано буквально, тем более что это такой близкий Анненскому «парковый» пейзаж (стихотворение входит в «Трилистник в парке»), но нам подсказано и расширение смысла («Нет путей никому, никуда»). «Обломок» хранит память о прекрасном цельном бытии, от которого он отторгнут; важно и другое: этому целому он также нужен, цельность нарушена и искажена без него: Там тоскует по мне Андромеда / С искалеченной белой рукой…
…Умер И. Анненский скоропостижно, на ступенях подъезда Царскосельского вокзала 13 декабря 1909 года. Родные свидетельствуют, что именно такой – лекой внезапной смерти Анненский никогда не хотел. В. Кривич (сын поэта) писал: «Помню, он неоднократно говорил: - Нет, это что же за смерть; умирать надо в своей постели, как следует отболев, все передумав. А то – словно бы человек из трактира ушел, не расплатившись…»
Похороны собрали множество народа, как писала царскосельская газета: «Не только квартира, но и двор и грань улицы были заняты толпой… Масса собравшейся публики, среди которой выделялись и парадные мундиры высших чинов, и форменная одежда учащихся, и даже простые армяки и тулупы…».
Похоронен И. Анненский на Казанском кладбище, расположенном в нескольких километрах от Царского Села…
…Декадет, символист, почти непризнанный как поэт при жизни, Анненский после своей смерти стал кумиром и учителем акмеистов и вообще поэтов, «преодолевших символизм». Вещность и ассоциативность его поэзии показались могущественными средствами новой поэзии, ключом к высокой поэтичности.
Но что такое «вещность», «вещи» в поэзии Анненского? Это не иносказания, не знаки человеческих вереживаний, - ни суверенны и полны живой боли. Порой Анненский жалеет более «вещь».
Ноша жизни светла и легка мне,
И тебя я смущаю невольно;
Не за бога в раздумье на камне,
Мне за камень, им найденный, больно.
Я жалею, что даром поблекла
Позабытая в книге фиалка,
Мне тумана, покрывшего стекла
И слезами разнятого, жалко.
И не горе безумной, а ива
Пробуждает на сердце унылость,
Потому что она, терпеливо
Это горе качая… сломилась.
Можно сказать, что Анненский выстрадал «вещный мир». Это не было для него «поэтическим приемом», средством выразительности, как стало для последователей, но было личной и поэтической судьбой, и судьбой драматической. То же нужно сказать и об «ассоциативности»… У Анненского она – органическое следствие восприятия мира «больно и бесцельно сцепленного с «я» поэта: «Тоска белого камня», «Тоска сада», «Тоска медленных капель», «Моя Тоска» (все названия стихотворений). У него вещи живут насыщенной внутренней жизнью, на мгновения «сцепляясь» с внутренней жизнью человеческого «я», обдавая его новой болью и одновременно возвышая чувством причастности ко всему, что не «я», к природной и социальной реальности. Тут сказалась так черта Анненского, которую один из исследователей его поэзии обозначил как «глубочайшее смирение эстета перед жизнью»… Лирика Анненского являет собой образец истинной поэтической сложности. Она рождается только из подлинного жизненного страдания, а не из парадоксов резвого интеллекта или капризного воображения…» (источник публикации: Иннокентий Анненский. Стихотворения. – М.: Сов. Россия, 1987; вступительная статья Е. В. Ермиловой).
Свежие комментарии